Мир музыкальных образов моего детства был волшебным и вобрал в себя странным образом соединившиеся в целое: искусство персидских суфиев и "Болеро" Равеля, азербайджанские мугамы и "Ученика чародея" Дюка, "Лебединое озеро" любимейшего Чайковского и голоса Качалова, Тарханова, Турчаниновой, Пашенной, Андровской …

Среди этих драгоценных звукомузыкальных россыпей голос Марии Ивановны Бабановой по тембру - благородно-холодный, отстранённый, а по интонации и глубоко внутреннему смыслу - проникновенно-романтический, страстно-горячий гимн любви, родившийся в королевстве одиночества избранных.

Голос Марии Бабановой, - кого бы она ни читала - Андерсена, Уайльда, Экзюпери…- совершенно сливается с их собственными голосами, вторит им, поёт ту же великую песню. Искусство Бабановой-чтицы, бесплотное, остающееся в памяти на всю жизнь, как первое горе, делает необязательным чтение самих текстов. Ведь Бабанова прилетала на Землю с той же планеты, что и все великие грустные романтики-мечтатели. В её искусстве живёт любовь, чуждая всякой телесности. Увидев Бабанову на сцене только в последней её театральной роли, узнав её лично в последний год её жизни, я храню в моей душе её искусство как фамильную драгоценность - знак памяти о моих духовных предках, знак причастности к моему духовному роду.

Искусство Бабановой, пленившее меня своим голосом в мои четыре года, представляется той самой нотой "ля", по которой настраиваются все музыкальные инструменты. Нельзя сказать, что "ля" лучше или веселее других нот, но по акустическим и музыкальным законам эта нота - эталон чистой настройки. Исполнительский симфонизм Бабановой, бесконечные музыкальные возможности ее голоса являют чистоту и полноту созданных ею образов. Бабанова, подобно прорицательнице, рассказывает о судьбе Стойкого оловянного солдатика, Гадкого утёнка, Дюймовочки или Ели, Соловья и Студента, - словно сами Андерсен или Уайльд из нездешних миров нашёптывают о судьбах своих героев именно ей.

Великая театральная актриса Бабанова не случайно, мне кажется, прожила долгие годы вне театра. Художественный масштаб её личности всегда был значительнее любого из театров, в которых она служила. Она сама была воплощением Искусства, невысокой Богиней, обитающей в собственном Храме…

Бессмыслены театральные споры о том, кто её создал - Мейерхольд, Охлопков или ещё кто-то. Она была совершенным произведением Бога и самой себя.

В наше время торжества интеллектуального разврата мне очень не хватает мнимой простоты Бабановского "ля". Его хочется слышать, в него хочется вслушиваться постоянно.